Главная Мой профиль Регистрация Выход Вход Писатель Александр Ковалевский
Приветствую Вас Гость | RSS
Четверг
28.03.2024
20:50
АЛЕКСАНДР КОВАЛЕВСКИЙ
Главная страница
[ Новые сообщения · · · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Публицистика » Публицистика » Публицистика » Время оборотней (очерк)
Время оборотней
kobizskiyДата: Пятница, 16.10.2009, 12:33 | Сообщение # 1
© Александр Ковалевский
Группа: Администраторы
Сообщений: 50
Репутация: 0
Статус: Offline
В таком коррумпированном государстве, как нынешняя Украина, «оборотни» в погонах стали настолько привычным явлением, что любой правоохранитель априори считается «оборотнем». Мент, прокурор, судья, честно исполняющие свой служебный долг, то есть не берут взяток и не хороводятся с криминалитетом, теперь скорее исключение, чем правило, и такие правоохранители среди своих же коллег считаются «белыми воронами», а то и вовсе «паршивыми овцами», отбившимися от сплоченного стада «оборотней».

Когда десять лет назад я решил написать книгу о порочности нашей правоохранительной системы, «оборотни» еще не обнаглели настолько, чтобы «засевать» свои кабинеты миллионами долларов, хотя и тогда особо не скрывались. В своей первой книге «Разорванный круг», изданной в 2001-ом году, привел эпизод с кражей барсетки у областного прокурора Харьковской области. Со слов главного областного законника в той барсетке у него находилась его генеральская «ксива», два мобильных телефона и некоторая сумма «на карманные расходы», а именно 8600 американских долларов и где-то около 3000 гривен. Эта сумма в 2000-ом году для сего чиновника была настолько незначительной, что заглянув в автомагазин на Красношкольной набережной, он ту барсетку просто положил на прилавок, и пока глазел на автомобили, ее какие-то злодеи натурально поперли. К пропаже денег и такой мелочи как «мобилы», прокурор отнесся спокойно и только попросил: «вы, главное, удостоверение мне найдите, а то неудобно как-то, самим Президентом ведь подписана».

Прокурорское заявление было естественно зарегистрированно как положено, и сводка, в которой были перечислены названные доллары и гривни, ушла в Киев, и сие резонансное преступление было взято на министерский контроль. Еще бы, самого областного прокурора обокрали! Это уж совсем преступность распоясалась не на шутку. Чтобы раскрыть это «преступление века» подняли, как водится, на уши весь подучетный контингент и воры отчасти пошли разине прокурору навстречу: денег, конечно, не вернули, тем более что тот на их возвращении особо и не настаивал, а барсетку со служебным удостоверением нам в райотдел подкинули. На том дело и закрыли и ни у воров, ни у ментов не было ни малейшего сомнения в том, что областной законник понесенный ущерб почти в 10 тыс. у.е. за месяц-два себе отобьет.

В романе «Звенья одной цепи», основная работа над которым пришлась на 2004-й год, у меня получился такой собирательный портрет «оборотня» в погонах:

«Он был мстительным, но отходчивым и легко сговорчивым, в чем-то плохим, а в чем-то и хорошим человеком. Не бывает абсолютно плохих людей, как и не бывает идеально хороших. Все мы грешны в той или иной мере. Кто из нас хоть раз в жизни не соврал или не совершил пусть ничтожно малую, но подлость? Как сказал Иисус: «Кто без греха — пусть первый бросит в нее камень…»

Любому злодею присущи человеческие черты, ведь не сразу же он родился злодеем. Едва появившись на свет, мы начинаем свой жизненный путь с чистой, ничем еще не запятнанной страницы. Стартуем, правда, в изначально неравных условиях, и тот, у кого старт оказался удачным (благополучная семья и полученная от родителей здоровая наследственность), шансов достойно пройти дистанцию длиною в жизнь, безусловно, больше, чем у того, в чьей крови гены не самых лучших представителей человеческого рода.

Вите Секачеву в принципе повезло. Он родился в нормальной семье: мать — водитель трамвая, отец — в меру пьющий заводской рабочий. При таком безупречном пролетарском происхождении в советской стране ему были открыты все дороги. Мать, например, хотела, чтобы он стал летчиком-космонавтом, а отец не возражал, если б Витек пробился в ученые (или на худой конец в инженеры) и, нещадно лупцуя его за каждую полученную в школе двойку, стремился привить своему не очень одаренному, надо признать, чаду любовь к мудреным наукам. Вряд ли такие воспитательные меры могли привести к тому, что Виктор воспылал желанием учиться и бросился овладевать необходимыми для будущего ученого-космонавта знаниями. Как ни бился с ним отец, учился Витек из ряда вон плохо, и матери пришлось перетаскать в школу немало сумок с подарками, чтобы его взяли в девятый класс после окончании восьмилетки. Он и сам понимал, что без среднего образования его на приличную работу не возьмут. Приличная работа уже тогда виделась ему в необременительной, как ему казалось, милицейской службе. Всю жизнь горбатиться у станка, как отец, он не собирался. То ли дело разгуливать по улицам с кобурой на боку и ни черта, собственно говоря, не делать. Преступность в те застойные годы была на уровне «если кто-то, кое-где у нас порой честно жить не хочет…», и Витек был уверен в том, что милиционеры не шибко-то надрываются на своей службе.

Ради будущих милицейских погон ему пришлось поднапрячься и с горем пополам вытянуть на аттестат, в котором красовалась даже одна пятерка — по труду, хотя трудиться Витя Секачев любил еще меньше, чем корпеть над учебниками.

По окончании школы родители настаивали на том, чтобы он подал документы в какой-нибудь техникум и продолжил ученье-мучение, но Виктор бестолковой абитуриентской суете предпочел более полезное с его точки зрения занятие, заключающееся в основном в лежанье на боку. В постовые милиционеры брали только отслуживших срочную, и он отдыхал, копя силы для будущей нелегкой, как он подозревал, армейской службы. К осеннему призыву ему как раз исполнилось восемнадцать и он, как и планировал, надел кирзовые сапоги. Служить рядовой Виктор Секачев попал в такую тьмутаракань, что горько пожалел о том, что отказался поступать в техникум. Судьба забросила его на затерянную в казахстанских степях зенитно-ракетную точку, где и провел он «от звонка до звонка» два бесконечно долгих года. Рыхлому, не умеющему за себя постоять Витьку в армии на первых порах пришлось несладко. «Деды» издевались над ним, как хотели, и были моменты, когда Виктор, не в силах сносить постоянные побои и унижения, всерьез намеривался свести счеты с жизнью. Зато под конец службы, когда он получил ефрейторские лычки и перешел в категорию старослужащих, он сполна отыгрался на молодом пополнении. Помня, как измывались над ним самим, новоиспеченный ефрейтор придумывал для зеленых салаг все новые и новые издевательства, пока один из них не повесился в туалете на брючном ремне. Секачев, осознав, что именно он подтолкнул новобранца на самоубийство, на время притих, но как только военный дознаватель, не найдя в произошедшем ЧП никакого криминала уехал, продолжил изгаляться над молодыми, но уже не так изуверски, как прежде. До дембеля оставались считанные дни, а то и часы, и приятно волнующее предчувствие скорого возвращения домой несколько поубавило в нем злобы. К тому же он подал заявление о приеме его в компартию, и не хотел портить себе характеристику. Время от подъема до отбоя ефрейтор Секачев коротал теперь за изготовлением дембельского альбома и пыхтел над украшением парадной дембельской формы. Полученные со склада за пол-литра водки новенький китель и погоны просто необходимо было облагородить вырезанным из белой клеенки кантом, прикрепить на форму где нужно и не нужно аксельбанты, нацепить на нее как можно больше всевозможных значков и так далее и тому подобное. В общем, объем работы ефрейтору предстоял колоссальный, но доверить такое ответственейшее дело не нюхавшему пороха новичку он не решился.

На гражданку Секачев вернулся кандидатом в члены КПСС и рекомендацией от армейского коллектива на службу в органы внутренних дел, так что не напрасно он два года терпеливо сносил выпавшие на его долю тяготы и лишения. Армия превратила нескладного подростка в мужчину, который твердо знал, чего хочет добиться в этой жизни. На дворе стоял семьдесят шестой год и запросы Виктора Секачева вполне соответствовали духу того застойного, но стабильного, без инфляций и социальных потрясений времени, когда пределом мечтаний для советских людей были первая модель «Жигулей» и кооперативная квартира, а карьерный Олимп олицетворялся с доступом к закрытым спецбуфетам, в которых «небожители» получали спецпайки из набора дефицитных продуктов, персональной «Волгой», личным водителем и госдачей. Разумеется, без партбилета в те годы не могло быть и речи о том, чтобы достичь таких заоблачных вершин. Членство в КПСС было обязательным условием успешного продвижения по службе, и Виктор поступил очень мудро, подав еще в армии заявление в партию.

Устроиться в милицию оказалось не так-то и просто. Дотошные кадровики, проверяя его родственников до седьмого колена, обнаружили, что брат его матери дважды судим за хулиганство и чуть было не дали Виктору Секачеву от ворот поворот, но секретарь партийной организации райотдела майор милиции Скляров вовремя вступился за кандидата в коммунисты. Благодаря его активному заступничеству Секачеву простили дядькины судимости и взяли его на должность милиционера-водителя роты ППС. Понятно, что всю жизнь крутить баранку патрульного УАЗа не бог весть какая карьера, и засиживаться в водителях Виктор не собирался. По прошествии года со дня принятия в кандидаты КПСС, его приняли в партию и тут же повысили новорожденного коммуниста до командира отделения. Секачев же мечтал об офицерских погонах, но без высшего юридического образования максимум до чего он мог дослужиться — это до помощника командира взвода. Учиться ему жуть как не хотелось, но парторг настоял на том, чтобы он подал документы в юридический институт. Знаний для поступления в вуз у Виктора явно не хватало, но принимавшие вступительные экзамены преподаватели снисходительно отнеслись к слабой подготовке молодого милиционера-коммуниста и Секачева зачислили на первый курс следственно-криминалистического факультета заочной формы обучения.

Учиться заочно в юридическом институте оказалось не так уж и сложно, хотя попотеть над конспектами безусловно пришлось. Гуманитарные дисциплины всегда давались ему легче, чем какая-нибудь там физика или математика. Юридические науки (в отличие от точных) хороши были для него тем, что освоить их можно было простой зубрежкой и много ума для того чтобы выучить какую-нибудь статью закона не требовалось. На память он никогда не жаловался и в состоянии был запомнить любую преподаваемую в институте галиматью.

Через пять лет, без отрыва так сказать от производства, Секачев получил вожделенную корочку о высшем юридическом образовании. Вскоре ему было присвоено звание лейтенанта милиции, и с командира отделения он сразу скакнул на должность замполита роты. На этой ответственейшей должности он прослужил вплоть до августовского путча девяносто первого. Выполняя прямое указание тогдашнего начальника областного УМВД полковника милиции Мазурки, Секачев, рассчитывая в случае победы путчистов на приличное повышение, как дисциплинированный коммунист призвал вверенный ему личный состав роты поддержать ГКЧП. Но что-то там наверху не срослось. Путч бесславно провалился, скомпрометировавшаяся себя компартия была повсеместно запрещена, а некогда верный ленинец Мазурка, мгновенно открестившись от своих прежних коммунистических убеждений, переметнулся на сторону победивших демократов. Разосланные во все подразделения милиции гонцы от штаба УМВД срочно изъяли и уничтожили подписанные в дни путча лично Мазуркой телефонограммы с требованиями выступить на стороне гэкачепистов. Теперь уже бывший коммунист с тридцатилетним партийным стажем Ефим Ефимович Мазурка, поспешно избавившись от компрометирующих его документов, одним из первых присягнул на верность новой власти. За это наверху его оценили: оставили в прежней должности и даже присвоили ему звание генерал-майора милиции.

Секачев, как только по новостям передали о том, что застрелился министр МВД СССР, тоже демонстративно выбросил свой партбилет на помойку, но ему проявленную в дни путча неосторожную инициативу впоследствии почему-то не простили и разжаловали в простые участковые. Почувствовав себя нагло обманутым, он затаил на предавшее его начальство обиду, но вскоре оттаял, поскольку в участковых оказалось не так уж и плохо. На вверенной ему территории располагался Центральный рынок, и участковому инспектору милиции Секачеву грех было роптать на судьбу. Получая, как все остальные милиционеры от разоряемого новыми правителями государства копеечную зарплату, которая выплачивалась с задержкой в два-три месяца, он уже через год он купил почти новые «Жигули», а через два — затеял строительство загородной дачи. К девяносто пятому его повысили до старшего участкового и с «Жигулей» он пересел на подержанный «Мерседес».

Еще через год он занял должность начальника ГОМа (городского отделения милиции) на Центральном рынке и зажил припеваючи, жирея от хорошей жизни на глазах. Вкусно покушать Витя любил всегда и теперь, когда его холодильник ломился от деликатесов, а водки было хоть залейся, мог позволить себе пить и жрать в три горла. В выложенном из белого кирпича отапливаемом гараже красовалась уже новенькая «Мазда», а на «черный день» было припасено баксов еще на одну иномарку. На службе у него тоже все складывалось лучше некуда. На контролируемом им рынке стояла «на довольствии» чуть не половина городского управления и посему начальство Секачева весьма ценило и уважало. Невыносимый зануда для своей жены, среди коллег по службе он слыл общительным компанейским мужиком. Пил Секачев, как настоящий мент, исключительно водочку, предпочитая ее коньяку и изысканным винам, не мыслил свою жизнь без милиции и за четверть века дослужился аж до подполковника. Его китель был украшен тремя медалями за безупречную службу, а благодарностей в его личном деле было на порядок больше чем неизбежных для любого милицейского руководителя взысканий. Чем, спрашивается, он хуже других? Берет взятки и решает вопросы с криминальным элементом? Так кто их сейчас не берет и не хороводится с преступниками? Если новообразованию под названием «независимая держава» на заре своего становления не было никакого дела до своих правоохранителей, то они, чтобы как-то выжить в условиях безудержной инфляции, когда официальной зарплаты не хватало порой на пачку сигарет, вынуждены были сами о себе позаботиться. Милиционерам подрабатывать на стороне запрещено законом, а почти у каждого жена, дети, так что же им — с протянутой рукой на паперть идти, если состоящий на государевой службе отец семейства не в состоянии их прокормить?

Коррупция возникает не потому, что плох тот или иной чиновник. Сами по себе люди в принципе все одинаковы. Кто-то хуже, кто-то лучше, но при нищенском жаловании ни мент, ни любой другой госслужащий, не в состоянии избежать соблазна воспользовался своим служебным положением в корыстных целях. Желающих питаться одной «манной небесной» среди живущих на Земле нет, и в годы «великой депрессии» в тех же хваленых США их полисмены были коррумпированы не меньше нашего.

«Он был добросовестным полицейским, исправным и храбрым. Уличное хулиганье, державшее в страхе прохожих, разбегалось при одном его приближении, а после и вовсе исчезло с его участка. Он не водил сыновей по магазинам, не выманивал у лавочников подачки за то, что смотрел сквозь пальцы на переполненные помойные баки и машины, поставленные в неположенном месте. Он брал деньги открыто, потому что знал, что заработал их. В отличие от иных полицейских, он не заглядывал во время дежурства в кино и не отсиживался в ресторане в холодные зимние ночи. Он неукоснительно обходил свой участок. Владельцы магазинов чувствовали себя за ним как за каменной стеной. Они были ему благодарны. И подтверждали благодарность на деле. Он не лукавил, не ввязывался в темные дела — только брал взятки, и его продвижение по службе совершалось неуклонно, хотя и без скачков…» Правда, знакомые все лица? Будто сказано не о капитане американской полиции Макклоски, из романа Марио Пьюзе «Крестный отец», а о не менее доблестном подполковнике милиции Секачеве. Их сходство разительно потому, что коррупция явление интернациональное. В развитых странах с высокой законопослушностью граждан ее уровень значительно ниже, чем в экономически отсталых как наша. Процветают у нас лишь коррумпированные чинуши из захватившего власть клана. Потому только в нашей стране стал возможным приход к власти человека с откровенно уголовным прошлым. «Теневой капитал» его братвы составляет более половины годового валового дохода страны, налоги с которого никто, разумеется, не платит и не думает платить. Те же, кто как Секачев по своим служебным обязанностям должен бороться с коррупцией, приобретшей в нашей недоразвитой стране характер социальной эпидемии, сами давно погрязли в ней.

Секачев — лишь винтик, но из таких как он винтиков, болтиков, гаечек намертво скручен каркас преступной, по своей сути, власти, лишь на словах декларирующей о правовом демократическом государстве. Какое может быть правовое государство, если у нас некому, да и не принято спрашивать у невесть откуда взявшихся олигархов о происхождении их несметных богатств? Неужто, на генеральскую зарплату начальник городского УВД Горбунов купил себе джип за сто пятьдесят тысяч долларов, или может быть возглавляющий сегодня областное управление генерал-лейтенант милиции Нечипоренко исключительно на свои что ли сбережения отгрохал себе царские хоромы в центре города и коллекционирует редкие охотничьи ружья, самое простенькое из которых стоит минимум пять тысяч долларов?

А взять ректора милицейской академии Мазурку! В бытность председателем «Динамо» он со своим заместителем Шошкиным застроил спортивный комплекс по подготовке олимпийцев-легкоатлетов частными гаражами, вырученные деньги от продажи которых положил натурально себе в карман; распродал за бесценок принадлежащую «Динамо» территорию (полученный «черный нал» от разницы между реальной и продажной ценой Мазурка с Шошкиным по-братски поделили меж собою); не останавливаясь на достигнутом, эти деятели украли на «Динамо» все, что плохо лежало или стояло, и как апофеоз их напряженной совместной работы «случайно» сгорел открытый пятидесятиметровый бассейн, останки которого, совсем уж за копейки, продали под застройку жилого элитного дома.

Самым удивительным в этой почти детективной истории было то, что за разграбление уникальной спортивной базы ни Мазурка, ни Шошкин не понесли никакой ответственности. Пришедший в конце девяносто четвертого на смену Мазурке генерал-майор Панов прилюдно пообещал разобраться со всеми фактами хищения на «Динамо», но его обещания так и остались обещаниями. У подпольного миллионера Мазурки в МВД обнаружились высокие покровители, и привлечь к уголовной ответственности ни его, ни его пособника Шошкина Панову не дали. Панов зеленел при одном упоминании о своем коррумпированном предшественнике, и однажды таки сорвался, дав прессе обширное интервью, в котором крайне негативно высказался о Мазурке, в частности сказав, что лично он никогда ничему у того не учился. Это было правдой. Профессиональному сыскарю Панову нечему было учиться у бывшего инструктора райкома партии Фимы Мазурки, пришедшего в милицию в начале восьмидесятых по партийной разнарядке, но Ефим Ефимович, возомнивший к тому времени себя большим ученым в области милицейских наук, не на шутку обиделся, и дал в местной газете резкую отповедь зарвавшемуся оппоненту. Между двумя генералами началась затяжная война, которую, как и ожидал Секачев, в конечном итоге выиграл тот, у кого было больше денег. У тех, кто отныне руководил МВД, рыло у самих было в пуху, и от правдоискателя Панова, который умудрился дослужиться до генеральских погон, оставшись при этом бессребреником, избавились при первом же удобном случае.

Сменивший его Нечипоренко тоже был весьма невысокого мнения о Мазурке и его учебном заведении, но благоразумно решил с ним не ссориться. Коррупция как спрут опутала все ветви законодательной и исполнительной власти и чтобы усидеть в своем кресле при этой власти, нужно было как-то к ней приспосабливаться. Нечипоренко и приспособился. Именно при нем город стали называть ментовским.

При негласном одобрении Нечипоренко, развернул свою «крышу» над Центральным рынком и начальник местного ГОМа майор милиции Секачев. По сути, он прикрывал (в разумных, конечно, пределах) орудующие на рынке преступные воровские группировки. Действовал Секачев, правда, не сам по себе, а в тесной связке со своим начальством, регулярно отстегивая ему от «прибыли». Одни «наперсточники» на своих игровых «станках» поднимали за месяц до ста тысяч долларов, у бригады Лимона, торгующей угнанными автомобилями, обороты были еще солиднее, да плюс толпы наводнивших крупнейший в городе рынок мошенников, карманников. Вся эта разношерстная публика добросовестно платила за «крышу» и деньги текли через Секачева рекой, но лично в его карманах оседала лишь малая толика того, что давал ему рынок. Львиная доля уходила наверх городскому и областному руководству. Приличные бабки приходилось тратить и на сотрудников из инспекции по личному составу и их «неподкупных» конкурентов из управления внутренней безопасности, специально созданного для борьбы с такими предприимчивыми милиционерами как Секачев.

Не забывал он подкармливать и прокуратуру, надзирающую не только за рядовыми ментами, но и за сотрудниками вышеупомянутой инспекции и внутренней безопасности. Бедный Секачев буквально разрывался на части, чтоб никого не забыть и никого не обидеть. Крутиться ему приходилось денно и нощно, и он был постоянно на нервах, но не роптал, зная, за что работает. В результате им были довольны все. И бандиты, которые промышляли на рынке, не опасаясь преследования со стороны органов внутренних дел. И высокопоставленные менты, которые по идее должны были требовать от майора милиции Секачева нещадно с этими бандитами бороться.

Так не худший, в общем-то, мент (если сравнивать его, допустим, с Мазуркой) Виктор Секачев незаметно для себя стал тем, кого принято называть «оборотнем в милицейских погонах». Ясное дело, себя он к «оборотням» не причислял, ведь он же честно делился с начальством и лишь выполнял их указания. Не все его делишки, правда, начальству были известны…»

А нижеприведенный портрет «оборотня» в генеральских погонах из романа КЛАН, изданного в этом году:

«Сменив штаны с генеральскими лампасами на цивильный костюм от Бриони, Владимир Гладышев, получавший теперь на службе у Мамедова на порядок больше его должностного оклада начальника областного Управления, тосковал по утраченной былой власти, когда даже такой крутой авторитет, как Рашид Мамедов, вынужден был с ним считаться. Да сегодня Рашид вообще был бы никем и звать его никак, если бы в свое время Вова Гладышев не привлек его к негласному сотрудничеству с милицией. К началу девяностых в стране произошло повсеместное образование новых преступных формирований, и старший опер небольшого по штатной численности подразделения по борьбе с организованной преступностью майор Гладышев использовал Рашида не столько как завербованного агента, сколько как спонсора юзовского УБОПа в его нелегкой борьбе с распоясавшимися бандитскими группировками.

Помогая материально пламенным борцам с мафией, Рашид, разумеется, мог рассчитывать на их благосклонность, и потому его бригада, промышлявшая рэкетом и заказными убийствами, находилась в привилегированном положении. Регулярно отстегивая Гладышеву, Рашид получил «крышу» в лице такой серьезной структуры, как Управление по борьбе с организованной преступностью, что для набирающего силу клана стало решающим фактором будущих побед над конкурирующими ОПГ.

Когда в середине девяностых годов в Юзовской области началась настоящая криминальная война и пальба на улицах приобрела просто неприличные масштабы, о неуловимости для правоохранительных органов Рашида и его боевиков, среди бела дня расстреливавших коммерсантов, на чей бизнес положил глаз Мамедов, в городе стали ходить легенды.

Собрав под свое бандитское знамя бойцов-спортсменов, преимущественно из борцов и боксеров, Рашид к концу девяностых подмял под себя весь город. Папку-накопитель с оперативными донесениями на Мамедова Рашида Тимуровича, в которых тот характеризовался как «лидер, тяготеющий к проявлениям особой жестокости», Гладышев хранил в личном сейфе, но ни одной бумажке из этой папки так и не был дан ход. Владимир Гладышев ведь не совсем дурак, чтоб своими руками посадить бандита, из рук которого он кормился и благодаря которому успешно поднимался по служебной лестнице. К концу девяностых в МВД за назначение на хлебные должности сложились четкие расценки. Чтобы милиционеру ППСМ перевестись, например, в ГАИ, он должен был приготовить три тысячи баксов, назначение на офицерскую должность среднего звена в это элитное подразделение стоило уже пять тысяч долларов, полковничья должность начальника районного отдела милиции оценивалась от пятидесяти до ста тысяч долларов (в зависимости от котировки района), ну а должность начальника УБОПа Юзовской области обошлась Гладышеву в четверть миллиона зеленых купюр. Без спонсорской помощи Рашида подполковник милиции Владимир Гладышев такими суммами не смог бы столь свободно оперировать. И благодаря тому же Мамедову через пару лет Гладышев стал главным милиционером области и дослужился на должности начальника областного УМВД в Юзовской области до спецзвания генерал-лейтенант милиции.

Став большим начальником, генерал Гладышев, будучи лучшим другом криминального авторитета Рашида Мамедова, о чем в Юзовске знали даже домохозяйки, любил наставлять на путь истинный молодое поколение ментов. Так, на встрече с курсантами милицейского вуза он рекомендовал им побольше читать. «Требования к работникам милиции в нынешней ситуации должны быть совершенно иными, чем раньше. Сейчас, когда смотришь на работника милиции, возникает к ним очень много вопросов — нужно постоянно развивать себя, не гнушаться и чтением классиков литературы. Черствый человек, бездушный человек — это страшный человек. Человек без сердца не должен, не может служить в милиции!» — патетически восклицал лоснящийся от жира Гладышев, генеральский мундир которого был обвешан различными орденами и медальками.

Сам он, правда, чтением классиков литературы гнушался (когда ему читать-то, когда он буквально горел на службе, которая, как поется в известной песне, «и опасна и трудна»), но «страшным человеком» себя Владимир Гладышев не считал, хотя было в его ментовской биографии всякое: и собственноручно пытать задержанных ему не раз приходилось, чтобы те дали нужные следствию показания, и за решетку заведомо невиновных отправлял, не без этого... Но чего ради он так на милицейской службе надрывался, а когда работал простым опером в угро, то вообще бывало сутками глаз не смыкал, раскрывая очередное преступление? А просто служба у него была такая, что по-иному в уголовном розыске не работали со дня его основания и те же пытки, применяемые операми исключительно для того, чтобы расколоть подозреваемого, задолго до него придумали.

Служить в милицию молодой коммунист Вова Гладышев пришел, что называется, от станка, по путевке заводского коллектива. Ему тогда только исполнилось двадцать три года, и поначалу он сам был шокирован прозой жизни, с которой ему с первых же дней пришлось столкнуться в угро. Его коллеги-наставники раскрывали двойное убийство семидесятилетнего сторожа и сорокалетней бухгалтерши овощной фабрики, трупы которых были обнаружены гражданином Сидоровым, мужем задушенной собственным платком бухгалтерши. Он же и вызвал милицию. Со слов Сидорова, в тот роковой день жена предупредила, что задержится допоздна — ей нужно было закончить квартальный отчет, и когда освободится, то перезвонит, чтобы он вышел ее встретить. Они жили в десяти минутах ходьбы от фабрики, и Сидоров всегда выходил встречать супругу, когда та задерживалась на работе. В этот раз она позвонила ему в половине одиннадцатого вчера, и он сразу пошел ее встречать. Когда он пришел на фабрику, то у проходной его никто не ждал. В запертой каморке сторожа горел свет, но сколько Сидоров ни стучал, дверь ему никто так и не открыл.

Заглянув в окно каморки, он увидел лежащего на полу без признаков жизни сторожа, под которым растеклась лужа крови. Как добропорядочный гражданин, Сидоров сразу кинулся к ближайшему телефону-автомату сообщить о случившемся в милицию. Приехавшей минут через двадцать следственно-оперативной группе, чтобы зайти в сторожку, пришлось высаживать дверь, оказавшейся закрытой изнутри на крючок, и находились в ней не один, а два трупа: сторожа, заколотого предположительно заточкой, и жены Сидорова, задушенной ее же шелковым платком. При осмотре ее тела под левой грудью была обнаружена колотая рана от заточки. Орудия преступления в каморке, которую перерыли вверх дном, найти не удалось, и совершенно непонятно было, как убийца вышел из каморки? Осмотрев оконную раму, эксперт-криминалист по толстому слою нетронутой пыли на подоконнике пришел к выводу, что через окно убийца уйти не мог, через запертую изнутри дверь тем более. Других выходов, иначе как через окно или дверь, из сторожки не было. Чтобы не ломать себе голову над подобными загадками и побыстрее доложить начальству о раскрытии двойного убийства, менты пошли по пути наименьшего сопротивления, а именно задержали убитого горем Сидорова и стали колоть его на причастность к этим убийствам, ибо негласное правило раскрытия преступлений по горячим следам гласило: кто первый вызвал милицию, того первым и надо задерживать как возможного преступника. А поскольку почти девяносто процентов убийств совершаются на бытовой почве после совместного распития спиртных напитков или из ревности, то такие меры были зачастую оправданными.

Для случая с Сидоровым подходила версия ревности, хотя сами опера в эту версию слабо верили. С какого это бодуна сорокалетней бухгалтерше было крутить шашни с семидесятилетним сторожем? Но поскольку прокуратуру версия двойного убийства из ревности вполне устраивала, уголовный розыск стал усердно принуждать Сидорова чистосердечно во всем признаться. Тот на все уговоры оперов раскаяться в содеянном отвечал категорическим отказом, хотя ему вразумительно объяснили, что чистосердечное признание смягчает срок наказания. Тогда, с молчаливого одобрения районной прокуратуры, подозреваемого Сидорова начали в угро прессовать по полной программе, то есть увечить и мучить по-всякому. Что только к нему не применяли: и классический «слоник», когда на голову допрашиваемого натягивают противогаз и пережимают шланг, и связывали в «ласточку» — руки, скованные за спиной стальными браслетами, стягиваются со связанными ногами до хруста в позвоночнике, и просто лупили ногами в живот, по печени и почкам, охаживали железным прутом (резиновых дубинок у милиции в те времена еще не было на вооружении) по суставам и пяткам, но покаянных признаний Сидоров так и не дал, и в конце концов через трое суток его пришлось отпустить под подписку о невыезде, строго-настрого предупредив, чтобы он никому не рассказывал про то, что с ним делали в уголовном розыске. Зато молодой помощник инспектора уголовного розыска Вова Гладышев, приняв самое непосредственное участие в подобном допросе с пристрастием, прошел свои первые университеты розыскной работы.

И теперь, став ветераном МВД (а при его талантах он мог бы дослужиться и до министра МВД, если бы оппозиция, которую он в свое время душил как мог, придя к власти после так называемой «оранжевой революции», не отправила его на генеральскую пенсию), Гладышев со знанием дела поучал молодую поросль ментов чуткому отношению к людям и любил поразглагольствовать о добре и зле, о справедливости и самоотверженной борьбе с преступностью и коррупцией.

Когда его бесцеремонно выперли из органов, генерал-лейтенант милиции Гладышев, утратив былое могущество, каким он обладал, заполняя своей тучной сущностью высокое кресло начальника УМВД, был настолько потрясен случившимся, что даже подумывал о самоубийстве. Но спасибо Рашиду, тот не забыл бывшего куратора и пристроил его начальником службы безопасности своей бизнес-империи, построенной на костях конкурентов не без помощи сего доблестного ментовского генерала.

Заслуженный пенсионер МВД Гладышев не видел для себя ничего зазорного в том, что стал главным охранником самого богатого олигарха страны Рашида Мамедова. От таких предложений, какие сделал ему Рашид, не отказываются, тем более особого выбора у Гладышева не было. Пока он был большим милицейским начальником, основу его благосостояния составляла дань, которую ему платили сошки помельче. Система, когда младшие начальники обязаны делиться своими доходами со старшими, не им была придумана, и Гладышев в свою очередь тоже вынужден был регулярно отстегивать наверх, иначе кто бы его держал на должности начальника областного УВД? Но вот в один прекрасный день он оказался за бортом власти, и дань несли уже тому, кто занял его начальственное кресло, и пенсионер-отставник Гладышев с ужасом осознал, что без генеральских погон он ничего из себя не представляет. Связи у него, разумеется, остались, и при желании он мог решить с новым милицейским начальством любой вопрос: кто же откажет ветерану? Но в его услугах юзовские коммерсанты не очень-то нуждались, ведь выгодней платить за «крышу» напрямую, а не через посредника.

У Гладышева были мысли организовать собственное дело: открыть, например, ресторанчик или какой-нибудь магазин, стартовый капитал у него имелся, но рисковать своими деньгами, а возможно и головой, как-то не очень хотелось. Бизнес — это ведь всегда риск, да еще в таком регионе, как Юзовский, в котором по сей день остались нераскрытыми более полусотни заказных убийств коммерсантов, чей бизнес потом перешел к Мамедову.

За то, чтобы эти убийства никогда не были раскрыты, Рашид в свое время Гладышеву хорошо заплатил, и кого же теперь винить, как не самого себя, что профессиональные убийцы гуляют на свободе и не знаешь теперь, кто станет их следующей жертвой? В общем, деваться оставшемуся не у дел Гладышеву было некуда, кроме как пойти под крыло олигарху Мамедову. Начальник службы безопасности — это, считай, правая рука Рашида, который из лидера ОПГ вырос в видного политика, имевшего влияние на самого президента, и Гладышев ценил оказанное ему Мамедовым доверие и относился к его указаниям и поручениям с присущим ему служебным рвением…»

Что примечательно, общество сегодня воспринимает «оборотней» уже как само собой разумеющееся, выбирает их в народные депутаты, которых электорат заведомо считает поголовно всех коррупционерами, и люди по большей части равнодушно относятся к публикуемым в СМИ вопиющим фактам преступных деяний тех, кто по своему положению должен стоять на страже закона. Был, правда, в 2004-ом всплеск народного возмущения против погрязшей в коррупции чиновничьей своры, но Майдан закончился полным разочарованием в самозваной «мессии» по фамилии Ющенко, клятвенно тогда обещавшего, что «Бандиты будут сидеть тюрьмах», а получив декоративную президентскую булаву как так и надо подло обманул поверивших ему людей. Бандиты после «оранжевой революции» так и не сели в тюрьмы, а стали народными избранниками, а их главарь «тому що лидер» всерьез вознамерился взять реванш в 2010-ом и позиционирует себя теперь спасителем демократии в Украине.

«Та банда, это же было несчастье — часы с рук снимали, серьги с ушами вырывали, шапки. Вы меня покажете, а они приедут через два-три дня и голову отчехвостят. Куда-нибудь завезут в лес подальше… Это могут люди только больные на голову выбрать такого Президента», — это из воспоминаний Варвары Овдий — она была народным заседателем на первом процессе над 17 – летним Витей Януковичем.

Ну и кого во времена «оборотней» удивишь тем, что у нас будет такой Президент? Вопрос риторический…

© Александр Ковалевский


© Александр Ковалевский
 
Публицистика » Публицистика » Публицистика » Время оборотней (очерк)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Copyright © 2009 Авторский сайт Александра Ковалевского Я в контакте
 Copyright MyCorp © 2024
Писатель Александр Ковалевский